Каким бы нереальным ни был этот мир, я нашла в нем мою собственную реальность, и именно она делает реальным мир, ибо он — мой.

Переедание

Я ставлю переедание в один ряд с лекарственной и наркотической зависимостью, потому что человек, который вынужден все время есть, обычно использует еду, как средство расслабления, средство релаксации, то есть делает потребление пищи чем?то вроде инъекций транквилизаторов. Человек, склонный к перееданию, часто ест, не испытывая чувства голода. Он есть под влиянием некоего неконтролируемого импульса. Этот импульс, как правило, разряжается, когда человек находится один и вынужден проводить время наедине с самим собой. Жир, которым обрастает такой человек в результате переедания, в буквальном смысле слова формирует защитный слой, предохраняющий обжору от ощущения первичной боли. По этой причине люди, страдающие ожирением, часто плохо поддаются первичной психотерапии.

Выше мы обсуждали разницу между восходящим и нисходящим напряжением. Особенно сильно она проявляется при лечении больных, страдающих ожирением или просто избыточным весом. Многие такие пациенты, приходящие на курс первичной терапии, в действительности не очень стремятся к излечению. Они усыпляют свою первичную боль тем, что запихивают себе в живот — лекарствами, алкоголем, едой. То, что они утрамбовывают под слоем еды, и есть их реальное «я» — реальные чувства, которые готовы вырваться на волю, если бы их не покрывал слой еды. Это нисходящее напряжение. Его редко ощущают как напряжение; скорее, это грызущее ощущение пустоты, которое выступает под маской голода. Одна пациентка так объясняла свои ощущения: «Я пользовалась пищей, чтобы съесть свое напряжение. В противном случае это напряжение съело бы меня саму. В моей семье мало что было, поэтому еда стала для меня всем. Вся моя жизнь превратилась в планирование следующей еды. Это единственная приятная вещь, какую я получала от моей матери». Эта пациентка ела, чтобы уберечь себя от чувства совершенной отвратительности семейной жизни.

Восходящее напряжение возникает, когда склонный к перееданию человек на какое?то время лишается своей пищевой зашиты. Например, в течение первой недели первичной терапии, когда пациенту не разрешают много есть, а защитные системы расшатаны и ослаблены психотерапевтом, больной впадает в состояние тревоги. Ему начинают — впервые за много лет — сниться сны, он не может усидеть на месте, а вскоре и теряет способность есть, даже испытывая такое желание. Это происходит оттого, что его чувства начинают свое восхождение из неведомых ранее глубин; эти чувства настолько сильны, что подавляют стремление есть. В первую же неделю первичной терапии пациент обычно изрядно худеет, не прикладывая к этому никаких усилий.

Если человек съедает больше, чем ему нужно, то понятно, что то, что он ест, строго говоря, является не едой. Это нечто символическое. Некоторые пациенты называют этот процесс заполнением внутренней пустоты с тем, чтобы не ощущалась пустота жизни. Другие пациенты думают, что обманутый маленький ребенок внутри них до сих пор жаждет удовлетворить свои оральные потребности. Как сказал один такой больной: «Я ем за того обделенного маленького парнишку».

Однако переедание не есть просто удовлетворение какой- то смутной психологической оральной потребности. У каждого «жирняка» есть свое созвездие причин, приведшее его к заболеванию. Так, один человек может переедать, потому что в детстве был лишен грудного вскармливания; другой много ест, потому что в младенчестве время еды — это единственные моменты, когда удовлетворялись его потребности. Множество условий и динамических состояний могут сделать человека склонным к перееданию.

Очень важно иметь в виду, что еда (точно также как и компульсивный секс) является отдушиной для снятия напряжения, вызываемого неудовлетворенными потребностями разного рода. Еда может заглушать боль, происхождение которой не имеет ничего общего с лишением еды в детстве; таким образом, лечение, направленное на решение именно этой проблемы, в данном случае окажется бесполезным. Пациент может вместо наркотиков или алкоголя выбрать еду для приглушения боли, потому что культурная среда, в которой он вырос, предрасполагает к избыточной еде, в этой среде может быть невозможным потребление алкоголя. Но надо помнить только одно — желания невротика ложны. Пытаться психотерапевтическими средствами воздействовать на эти ложные желания означает отказ от лечения истинной болезни.

Например, одна женщина, проходящая курс первичной терапии, сказала, что с середины прошлой недели начала очень много есть. Это случилось после того, как ей приснился странный сон. «Моя мать летала по небу с ножом мясника в руке. Этим ножом она пыталась ударить меня. Я пришла в ужас и постаралась убежать. Я притворилась, что я — это не я, а какое?то страшное и безобразное чудовище, но все было бесполезно. Она уже почти настигла меня, но в этот момент я проснулась». Я заставляю ее погрузиться в чувство, преследовавшее пациентку во сне, когда она мне о нем рассказывает, и пережить это чувство так, словно оно происходит сейчас. В данный момент. Она снова переживает весь ужас сновидения, а потом в ее мозгу складывается цельная картина. Мать относилась к отцу как к своей нераздельной собственности. Мать всегда хотела быть самоуверенной умной красавицей, которая всегда будет своей привлекательностью притягивать внимание отца. В очень раннем детстве пациентка поняла, что мать не хочет, чтобы ее дочь стала красивой и привлекательной. Для того, чтобы погасить материнскую ревность, девочка растолстела и оставалась толстой на протяжении почти всей жизни. Она почувствовала, что мать видит в ней соперницу, и, находясь в первичном состоянии, принялась кричать: «Мама, не сердись. Я не отниму у тебя папу!» Именно эту мысль она символически разыгрывала с помощью своего ожирения. Став жирной и уродливой, она, тем самым, отрицала свой страх перед матерью, а когда на прошлой неделе чувство этого страха было готово выйти на поверхность, больная снова стала есть, чтобы снова загнать чувство и страх внутрь. Главная угроза существованию больной заключалась в ее физической красоте и привлекательности. Бесформенность и ожирение были ее защитой, и никакие предыдущие курсы психотерапии, никакие диетические планы не смогли радикально справиться с ожирением этой пациентки. Она продолжала страдать им до тех пор, пока не ощутила свое главное, центральное чувство.

После того, как пациентка пережила это первичное состояние, она смогла вспомнить, что в раннем детстве она была активной, энергичной и даже чересчур отважной. Пациентка поняла, что мать действительно не желала, чтобы она была живой, и принялась методично выдавливать из дочери жизнь. Больная уступила и начала заталкивать чувство внутрь себя с помощью еды. После переживания первичного состояния она стала без всяких усилий терять избыточный вес.

Один этот пример показывает, насколько сложна в действительности проблема избыточного веса. Некоторые женщины боятся выглядеть красивыми, так как это может сделать их чрезмерно активными в сексуальном плане. Другие едят, потому что еда доступна, а любовь нет. Некоторые невротики едят для того, чтобы уберечься от чувства, что никто и никогда не заполнит их пустоту. Они «заполняют» себя сами, чтобы не чувствовать неисполнения своего жизненного предназначения. Не получив того, в чем они нуждались в детстве, они начинают верить, что им не хватает именно еды. Одна пациентка так объясняла свою склонность к перееданию: «Я никогда не жила в своем теле, так как в нем было слишком много боли от неполноты моей жизни, от ее неисполнения. Я жила головой и набивала тело едой, чтобы утишить грызущую боль».

Согласно хорошо известной аксиоме, внутри каждого страдающего ожирением человека живет его худой двойник. Можно сказать и по–другому — внутри нереальной личности всегда можно отыскать личность реальную. Ожиревший человек являет миру свой нереальный фасад — свидетельство того, что его нереальное «я» пытается защитить и изолировать от мира реальное «я». Я обнаружил, что чем худее невротик, тем ближе он к реальности и к своей первичной боли. Следовательно, первым делом, приступая к лечению страдающего ожирением невротика, его надо заставить голодать, чтобы он избавился от своего нереального фасада. В этот период за ним надо наблюдать почти также внимательно, как и за больным, страдающим наркотической зависимостью, так как этот фасад «толстяка» является необходимым элементом психофизической маски больного. Такой больной добровольно не станет соблюдать никакой диеты, также как наркоман обязательно при первой же возможности побежит колоться, как только рухнет хотя бы часть системы его психологической защиты.